С 25 июля по 2
августа 1942
года, когда я
с
полковником
И. А.
Рубанюком и
полковым
комиссаром
И. Н.
Ломаковским
возглавлял
подвижную
группу, штаб
опергруппы
ГМЧ фронта
во главе с
подполковником
Г. В.
Осмоловским
и членом
Военного
совета
группы
полковым
комиссаром
М. И.
Дрожжиным
находились
при ВПУ
фронта и
руководили
гвардейскими
минометными
частями,
которые не
входили в
состав
подвижной
группы. Это
были 43-й и 67-й
гвардейские
минометные
полки, 101-й и 48-й
отдельные
дивизионы и
дивизион 2
гмп Южного
фронта, 25, 18 и 19
гмп
Северо-Кавказского
фронта.
Штаб
опергруппы
поддерживал
связь с
частями,
следил за их
боевыми
действиями,
заботился
об
обеспечении
частей
снарядами и
горючим. На
основании
решения
командования
фронта он
отдавал
боевые
распоряжения
о
переподчинении.
В ходе
боевых
действий
гвардейские
минометные
части все
время
перебрасывались
с одного
участка
фронта на
другой, более
ответственный.
Во время боев
в Сальских
степях и на
Кубани
Военный
совет
оперативной
группы ГМЧ
фронта
одновременно
руководил
гвардейскими
минометными
частями и
подвижной
группой.
Штаб
подвижной
группы по
радиостанции
поддерживал
связь со
штабами
фронта и
опергруппы
ГМЧ. Однако
из-за
частой
передислокации
штабов
возникали
перерывы в
радиосвязи,
а
дублирующих
станций не
было. Офицеры
связи,
посылаемые
на
автомашинах,
прибывали,
как правило,
с большим
опозданием.
Правда, в
распоряжение
подвижной
группы было
выделено два
связных
самолета У-2.
Один из них
быстро вышел
из строя. На
втором
постоянно
летал офицер
связи
капитан А. П.
Бо-роданков.
Но и этот
самолет
гитлеровцам
удалось
сбить, после
чего связь
наша со
штабом
фронта
стала еще
хуже. Все это
приводило к
тому, что
некоторые
приказы и
боевые
распоряжения
мы
своевременно
не получали.
Так,
например, о
том, что на
основании
решения
Ставки от 28
июля 1942 года
Южный и
Северо-Кавказский
фронты
преобразованы
в один
Северо-кавказский
фронт и что
командующим
этим
фронтом
назначен
Маршал
Советского
Союза С. М.
Буденный, а
генерал-лейтенант
Р. Я.
Малиновский
и
генерал-полковник
Я. Т.
Черевиченко
стали его
заместителями,
мы узнали
только
вечером 2
августа. Вот
тогда-то для
меня
особенно
стала
понятна
большая роль
офицеров
связи.
Офицер связи
в бою — это не
просто
ответственный
посыльный,
которому
поручено к
определенному
сроку
доставить
боевой
приказ или
донесение.
Он является
доверенным
лицом
командира,
должен
обладать
широким
оперативно-тактическим
кругозором,
быть
способным
быстро
ориентироваться
в
обстановке.
Офицер связи
должен уметь
управлять
современными
средствами
передвижения,
стрелять из
различного
вида оружия.
Сегодня он
под
ожесточенным
огнем врага
ползет на
наблюдательный
пункт или к
передовым
частям,
завтра
летит на
самолете,
управляет
мотоциклом
или машиной,
скачет на
лошади или
преодолевает
водную
преграду. В
любую
погоду, днем
и ночью он
обязан к
сроку
выполнить
задание.
Особенно
велика роль
офицера
связи в
динамике
боевых
действий.
В
мае 1942 года А. П.
Бороданков,
как лучший
командир
батареи 2-го
гвардейского
минометного
полка,
получил
назначение
в
оперативный
отдел
опергруппы
ГМЧ фронта. В
начале июля 1942
года его
направили в
качестве
офицера
связи в
распоряжение
начальника
штаба
фронта
генерала А. И.
Антонова.
Бороданкову
приходилось
пользоваться
связным
самолетом,
водить
машину. Он
дважды
переплывал
Дон.
С момента
создания
подвижной
группы
Бороданков с
пилотом
Старшиновым
летал в
Батайск,
Сальск и
другие
пункты,
сообщал
нашим
частям
направление
движения
вражеских
танковых и
механизированных
колонн.
Вечером 30
июля я вручил
измученному,
не спавшему
несколько
суток
Бороданкову
секретный
пакет. В нем
были
специальное
донесение и
карта
действий
подвижной
группы. Их
требовалось
передать
командующему
фронтом,
связь с
которым была
потеряна.
Летчику
удалось
разыскать
штаб
генерала Р. Я.
Малиновского.
Ознакомившись
с
донесением,
Малиновский
приказал
Бороданкову
вылететь
обратно и
передать мне
пакет с
боевым
распоряжением,
в котором
указывались
направление
отхода
подвижной
группы и
последующие
рубежи
обороны.
В
районе
совхоза
«Гигант»
самолет
атаковали
«мессеры».
Один из них
зашел со
стороны
солнца и
пулеметной
очередью
прошил мотор.
У-2 вспыхнул,
закувыркал-ся.
Огонь
охватил
кабину.
Бороданков
увидел, как
при резком
крене летчик
выпал за
борт.
Неуправляемая
машина
стремительно
падала вниз.
Бороданков
схватил
ручку
дублированного
управления и
с большим
трудом
выровнял
самолет.
Сажая
охваченную
пламенем
машину,
Александр
Петрович
получил
сильные
ожоги. К
счастью,
глаза,
прикрытые
летными
очками, не
пострадали.
От сильного
удара о
землю
Бороданкова
выбросило
из кабины.
Он сбросил
горящий
китель и тут
же увидел,
что к
самолету
бегут
гитлеровцы.
Бороданков
схватился
за пистолет,
но страшная
боль сковала
движения:
обгоревшая
кожа
сходила с
кистей рук.
Превозмогая
боль, он стал
стрелять. На
помощь ему
пришли бойцы
аэродромной
команды.
Теряя
последние
силы,
Бороданков
успел
сказать им,
что он
офицер связи
и должен во
что бы то ни
стало
доставить
секретный
пакет по
назначению.
Его привезли
в
авиационную
часть под
Белой
Глиной, и
вскоре
самолет с
секретным
пакетом
поднялся в
воздух.
О
дальнейшей
судьбе
Бороданкова
я узнал уже
после войны.
Более двух
лет
Александр
Петрович
находился в
разных
госпиталях,
перенес
несколько
пластических
операций.
После
лечения он
мог держать
изуродованными
пальцами
карандаш и
перелистывать
страницы.
Хорошая
физическая
закалка,
большая
сила воли
помогли ему
окончить
юридический
институт.
Сейчас
Бороданков
живет и
трудится в
Ленинграде.
Ему
присвоено
звание
заслуженного
юриста
РСФСР.
В
1958 году мы
встретились
с
Александром
Петровичем в
Ленинграде,
и вскоре
после этого
я написал
письмо
Маршалу
Советского
Союза Р. Я.
Малиновскому,
в то время
Министру
обороны
СССР, с
просьбой
отметить
подвиг
известного
ему офицера
связи.
В
феврале 1958
года на
торжественном
заседании
трудящихся
города
Ленинграда
и воинов
Ленинградского
гарнизона,
посвященном
сороковой
годовщине
Вооруженных
Сил,
командующий
Ленинградским
военным
округом
Маршал
Советского
Союза Н. И.
Крылов
зачитал
приказ
Министра
обороны СССР
о
награждении
Александра
Петровича
Бороданкова
именными
золотыми
часами. А к
двадцатипятилетию
победы над
фашистской
Германией
Бороданков
был
награжден
орденом
Красного
Знамени.
Около часу
дня 2 августа
я получил
радиограмму
следующего
содержания:
«Начальнику
подвижной
группы
полковнику
Нестеренко
немедленно
явиться к
маршалу
Буденному».
Вместе с
Ломаковским
я выехал в
Гулькевичи,
где
находился
штаб. Во
главе
подвижной
группы
остался
командир 176-й
стрелковой
дивизии
полковник
Рубанюк,
зарекомендовавший
себя как
очень
смелый,
волевой,
энергичный
офицер.
Маршала
Советского
Союза С. М.
Буденного в
Гуль-кевичах
мы не
застали, он
выехал в
Армавир. ВПУ
фронта и
штаб
опергруппы
ГМЧ
готовились
к переезду в
Белореченскую.
Получив
необходимые
данные о
местах
расположения
и состоянии
своих
частей, мы с
Иваном
Никифоровичем
Ломаковским
выехали в
Армавир.
2
августа
противник
крупными
силами
пехоты и до
двухсот
танков
перешел в
наступление
и овладел
Рассыпным,
Жуковским и
Красной
Поляной. С
этого
рубежа один
танковый
корпус врага
наносил
удар на
Кропоткин, а
второй на
Ставрополь.
Для прикрытия
Армавира
командование
фронта
спешно
перебрасывало
с
Черноморского
побережья 1-й
отдельный
стрелковый
корпус
полковника
М. М.
Шаповалова.
Однако он не
успел
занять
оборону и 3
августа под
ударами
танковых
корпусов
противника
вынужден
был на
широком
фронте
отходить за
Кубань.
Над
Армавиром
кружились
фашистские
самолеты, В
центре
города
рвались
бомбы и
пылали
пожары. У
моста
арьергардные
части 1-го
отдельного
стрелкового
корпуса
вступили в
бой. 14-й
дивизион
Москвина, 58-й
Сидорова, 48-й
Логвинова и
сводная
батарея 43-го
гвардейского
минометного
полка своим
огнем
прикрывали
переправь! на
реках
Синюха и
Чамлык.
Танки и
мотопехота
врага стали
обходить их
фланги,
угрожая
окружением. 6
августа
дивизионы
отошли за
реку Лаба.
С помощью
штаба 14-го
дивизиона
нам удалось
объединить
их действия
на участке
Лабинск,
Курганная. 14-й
и 58-й
дивизионы
огнем
срывали все
попытки
врага
форсировать
Лабу.
В
ночь на 7
августа мы
с
Ломаковским
выехали в
Белореченскую,
в ВПУ фронта.
Там же
находился и
штаб нашей
оперативной
группы ГМЧ.
Здесь мы
узнали, что 18
и 19 гмп с
войсками 51-й
армии
переданы
Сталинградскому
фронту, 25 гмп и
101 огмд теперь
оперативно
подчинены 56-й
армии и
переброшены
к Краснодару,
49 и 8 гмп с
частями 176-й
стрелковой
дивизии с
тяжелыми
боями
отходят к
Нальчику.
Два
дивизиона 67
гмп во главе
с майором
Косаревым и
дивизион
капитана
Ка-бульникова
из 2 гмп
отходят к
Майкопу. О 43
гмп,
находившемся
в
оперативном
подчинении
37-й армии, не
было ничего
известно.
В
Белореченской
мы
встретились
с Р. Я.
Малиновским,
доложили ему
о состоянии
своих
частей и
отданных
нами боевых
распоряжениях.
Как всегда,
Родион
Яковлевич
спокойно и
внимательно
выслушал
нас и
рекомендовал
выехать в
Майкоп,
чтобы
гвардейскими
минометными
дивизионами
усилить
оборону
этого очень
важного
направления.
В
своем штабе
мы срочно
оформили
приказ,
устно
отданный в
Лабинске, и
выехали в
Майкоп. В
приказе
гвардейским
минометным
частям
ставилась
совершенно
самостоятельная
задача —
держать
оборону,
прикрывать
отход наших
войск к
Майкопу и
вести
борьбу с
танками
противника.
На участке
фронта от
Курганной
до Лабинска
вела тяжелые
оборонительные
бои 40-я
механизированная
бригада. Она
занимала
оборону на
широком
фронте, имея
чрезвычайно
слабое
артиллерийское
усиление. В
направлении
Майкопа
отходили
подразделения
частей 18-й и
12-й армий. Это
были мелкие
группы без
артиллерии и
противотанковых
средств.
Нам надо
было
объединить
усилия
гвардейских
минометных
дивизионов,
чтобы
поставить
на пути
врага
мощный
огневой
заслон.
Посоветовавшись
с
Ломаковским,
я решил
старшим
начальником
ГМЧ этого
направления
назначить
капитан-лейтенанта
А. П.
Москвина,
очень
храброго и
решительного
человека,
комиссаром
—
батальонного
комиссара Е.
Я. Юровского,
рассудительного
и волевого
офицера. В
состав
подгруппы
вошли 14, 58, 48-й
отдельные
дивизионы и
сводная
батарея 43
гмп.
Перед
Москвиным
стояла
задача —
установить
связь с 40-й
механизированной
бригадой,
штаб
которой
находился в
Унарково,
совместно с
командиром
бригады
разработать
план обороны
на реке Лаба
и не
допустить
продвижения
противника
к Майкопу.
В
Майкопе мы
разыскали
командира 67
гмп манера А.
А. Носарева и
командира
дивизиона 2
гмп
капитана И. Л.
Кабульникова.
Носареву я
приказал
установить
связь с
командиром
383-й
стрелковой
дивизии
генералом К.
И. Проваловым
и группой
Москвина,
огнем своих
дивизионов
прикрыть
отход наших
войск к
Майкопу и не
допустить
прорыва
вражеских
танков.
В
ночь на 8
августа мы
прибыли в
Белореченскую,
в свой штаб.
ВПУ фронта и
штаб
опергруппы
готовились
к переезду в
Хадыженскую.
После
ознакомления
с
донесениями
из 25-го полка и
101-го
дивизиона,
артсклада и
ПРМ,
утомленные
непрерывными
поездками и
бессонными
ночами, мы
легли
отдохнуть.
Несмотря на
адскую
усталость, я
не мог спать,
меня
одолевали
тревожные
мысли.
Командиры
25-го полка и
101-го
дивизиона
доносили,
что под
Краснодаром
с 6 августа
идут тяжелые
бои с
танками
противника.
И хотя
малочисленные
дивизии 56-й
армии и
бойцы
Краснодарского
отряда
народного
ополчения
героически
отражают
натиск
врага,
положение
там
остается
тяжелым.
Артиллерия
испытывает
недостаток
в
боеприпасах,
из-за чего
некоторые
артиллерийские
полки
отводятся
за Кубань. В
25-м полку и 101-м
дивизионе
снарядов
осталось на
два-три
залпа.
В
ночь на 9
августа
штаб
опергруппы
разместился
в
Ха-дыженской,
на ее
северо-западной
окраине.
Утром мы
должны были
представиться
Маршалу
Советского
Союза С. М.
Буденному.
Штаб
готовил нам
справку о
состоянии
частей. И
вдруг
неожиданно
появился
Москвин, Вид
у него был
озабоченный.
—
Что
случилось,
Арсении
Петрович? —
спросил я.
—
Танки
противника
форсировали
реку Лаба
южнее
Лабинска,
обходят нас
справа, идут
на Майкоп.
Все попытки
гитлеровцев
форсировать
Лабу на
участке
Курган» ная,
Лабинск
нами
отбиты.
Прошу
разрешения
срочно
отвести
дивизионы к
Майкопу.
Москвин был
прав:
следовало
немедленно
снимать
дивизионы с
рубежа реки
Лаба и
перебрасывать
их на
оборону
Майкопа.
Однако для
этого нам
требовалось
разрешение
маршала С. М.
Буденного.
Ломаковский,
Москвин и я
срочно
выехали к
нему. Мы
ехали с
тревожным
сообщением
и крайне
неприятной
просьбой... Но
другого
выхода у нас
не было. Если
наши части
не отойдут к
Майкопу,
фашистские
танки и
мотопехота
могут
ворваться в
него и
закрыть
выход в
горы.
Окояо пяти
часов утра
мы
подъехали к
ВПУ фронта.
Наше
внезапное
появление и
просьба
взволновали
Семена
Михайловича
Буденного.
Нам пришлось
выслушать
немало
горьких
упреков.
Однако
обстановка
была такова,
что нельзя
было не
согласиться
с нашими
доводами.
Требовалось
отвести
«катюши» и
готовиться
к
решительным
боям в
горах.
Получив
разрешение,
мы вернулись
в свой штаб.
Начальник
штаба по
радио дал
команду
дивизионам
отходить к
Майкопу.
К
вечеру 9
августа
танковые
подразделения
и
мотопехота
противника
ворвались в
Майкоп. Наши
части
успели
отойти за
реку Белая: 67
гмп — с 12-й
армией, а
дивизионы
Москвина,
Сидорова и
Кабульникова
— с 18-й армией.
Из станицы
Саратовской
мы сумели
переправить
за
Гойтхский
перевал
большое
количество
снарядов М-13 и
М-8
оперативной
группы ГМЧ
Северо-Кавказского
фронта. В
дальнейшем
этими
снарядами
мы
обеспечивали
свои
части.
В
боях под
Майкопом
погиб
капитан В. Д,
Сидоров, был
ранен
комиссар Е. Я.
Юровский.
Героические
действия 383-й
стрелковой
дивизии
генерала К. И.
Провалова
приостановили
дальнейшее
продвижение
противника
на
майкопском
направлении.
Встретив
упорное
сопротивление
под
Майкопом,
гитлеровцы
начали
наступление
на правом
фланге 18-й
армии в
направлении
на
Апшеронск и
Нефтегорск.
На левом
фланге этой
армии 13-я
танковая
дивизия
немцев и
моторизованная
дивизия СС
«Викинг»,
захватив
Белореченскую,
рвались к
Кабардинской
и
Хадыженской.
Создавалось
угрожающее
положение
для частей и
штаба 18-й
армии. С
захватом
Хадыженской
противник
перерезал бы
единственную
дорогу,
идущую в тыл,
к Туапсе.
Принимаем
решение: из
Майкопа
срочно
вызвать
наши
дивизионы.
По радио
передаю
Москвину,
чтобы он со
своим
дивизионом
немедленно
прибыл в
Хадыженскую.
—
Вас понял! —
ответил
Москвин.
Через
полтора
часа,
совершив
пятидесятикилометровый
марш,
дивизион
Москвина
уже занял
огневую
позицию на
южной
окраине
Хадыженской.
К этому
времени с
наблюдательного
пункта
Носарева
туда была
подана
связь.
Носарев
доложил, что
танки и
мотопехота
врага
подходят к
Кабардинской,
и передал
исходные
данные для
стрельбы.
Вскоре
дивизион
Москвина
дал первый
залп вдоль
ущелья.
Грохот от
него
прокатился
многократным
эхом.
—
Отлично! —
кричал по
телефону
Носарев. —
Надо
повторить
залп,
прибавьте
прицел...
Эти первые
залпы
«катюш» в
горах
Кавказа
оказали
неоценимую
помощь 18-й
армии.
Угроза
выхода
противника
ей в тыл была
ликвидирована.
Через
несколько
дней в
ущелье
Георгиевском
я доложил
маршалу С. М.
Буденному о
состоянии
частей, о
вывезенных
из станицы
Саратовской
снарядах, о 14-м
дивизионе и
о событиях в
Хадыженской.
Маршал
приказал
представить
к награде
всех
отличившихся
моряков.
Вскоре 23
моряка 14-го
дивизиона
были
удостоены
орденов и
медалей.
Командир
дивизиона А.
П. Москвин
был
награжден
орденом
Ленина,
комиссар Е. Я.
Юровский —
орденом
Красного
Знамени.
Москвину
было
присвоено и
звание
капитана 3
ранга.
К
сожалению,
этому
мужественному
человеку и
незаурядному
командиру
не довелось
дожить до
конца войны.
Летом 1943 года
А. П. Москвин
был тяжело
ранен в боях
под
станицей
Крымской и
умер в
госпитале.
После войны
его именем
назвали
улицу в
городе Сочи
и океанский
теплоход.
«Арсений
Москвин»
ныне
бороздит
воды
Балтийского
моря и
Атлантики.
|